Недостаточно обосновано также, что есть электрофизиологический механизм кратковременной памяти в виде реверберационных кругов в коре мозга. Экспериментально было показано, что слабая поляризация постоянным током зрительной области коры приводит к появлению ритмической активности после вспышки света в течение десятков минут. Обычно же на иптактной коре это явление отсутствует, что, по мнению американского исследователя С. Дейча, говорит против предположения о необходимости ревербирующих контуров для кратковременной памяти.
Американский ученый Р. Джерард, исходя из опытов с наркозом, охлаждением и электрошоком, также не считает достоверным связь динамической памяти с движением нервного импульса по замкнутым корковым путям.
Весьма тщательно рассмотрел этот вопрос французский исследователь А. Фессар, на протяжении последних лет развивающий взгляд о стохастическом (от греч. stochastikos — умеющий угадывать), случайном распределении возбуждения в РФ. Он считает, что «по отношению к проблеме сенсорной связи реверберация представляется фактором затемнения и случайного рассеивания сенсорных сообщений — одним словом, источником шума» и «…уменьшает содержание информации в приходящих сенсорных импульсах». Следовые явления ученый относит зд счет пластических изменений, обусловленных длительным состоянием активности или неактивности.
Вопросам физиологии и психологии памяти посвящены многие монографии и статьи советских и зарубежных авторов. Наиболее распространенным является мнение о существовании двух фаз запоминания — электрофизиологической и биохимической; циклическая активность (кратковременная память) приводит к стойким изменениям на молекулярном уровне (долговременная память). Допущение такого деления логично: очевидно, должна существовать нейронная активность, которая бы «переживала» полученный сигнал и позволяла фиксироваться информации на клеточном уровне (специальные «запоминающие» нейроны? молекулярные сдвиги в любой клетке?).
Достоверно доказано, что следы в памяти, образующиеся в момент восприятия или обучения, консолидируются (закрепляются) в течение определенного времени (около часа).
Однако механизм этих явлений остается во многом неясным. Несомненно, существуют какие-то изменения на клеточном и субклеточном уровне, но расшифровка молекулярного кода памяти мало приблизит нас к пониманию памяти человека на системном уровне.
Попытки вызывать «вспышки пережитого в прошлом» весьма впечатляющи. Но означают ли они, что раздражение отдельных участков мозга, вызывающих воспроизведение следов памяти, и есть доказательство наличия центра или Центров памяти? Разумеется, нет. Ситуация аналогична поискам «центров удовольствия и неудовольствия», когда одно из звеньев в цепи процессов управления и регуляции принимают за пункт, ведающий осуществлением сложнейшей функции.
Еще И. М. Сеченов указывал, что следовые процессы — Это скрытое состояние нервного возбуждения, сохраняющегося в рефлекторной дуге, то есть не в каком-либо центре, а во множестве связанных между собой нервных элементов.
Современное состояние нейрофизиологии и нейрокибернетики не позволяет составить достаточно обоснованную «блок-схему» памяти. В сущности, нам гораздо больше известно об общих методах функционирования центральной нервной системы, чем конкретных механизмах ее деятельности. Так, с большой вероятностью можно утверждать, что в основе деятельности мозга как саморегулирующейся системы лежит многоэтажная переработка информации, поступающей с экстеро- и интерорецепторов. Считается, что на низшем уровне — это системы безусловных и условных рефлексов, составляющих основу поведения; на втором этапе — алгоритмы обучения; и, наконец, комплекс алгоритмов, управляющий и корректирующий второй.
При этом обнаружились удивительные явления. Они носили либо характер сновидений, либо у больного возникало ощущение, что все как будто происходит «сию минуту». Молодой человек, недавно приехавший со своей родины, Южной Африки, восклицал во время раздражения правой височной доли мозга: «Да, доктор! Да, доктор! Вот я слышу смех людей — моих друзей — в Южной Африке». Другая больная хорошо слышала речь своего сына, которого и в помине близко не было. Ее спросили потом, было ли это воспоминание. Она ответила, что «это казалось реальнее, чем воспоминание».
В большинстве случаев ситуации, отражаемые во «вспышках пережитого», были лишь отдельными эпизодами из жизни пациента. То он, рассказывает канадский ученый, как бы стоит на углу улицы, слышит, как мать зовет ребенка, то принимает участие в разговоре, наблюдает за мальчиком, играющим во дворе.
Иначе говоря, оживляются те моменты, на которые индивидуум когда-то обратил внимание. Пережитое в прошлом воскрешается до тех пор, пока действует электрический ток и исчезает тотчас же, когда он прекращается.
Если же возбужденных пунктов оказывается очень много или изменен порог раздражения и возбуждение легко иррадирует, наступает бессонница. И именно в отсутствии «привода» для включения сна и необходимости воздействовать не на центр сна, а на тончайшие взаимоотношения процессов кроется трудность воздействия на нарушение сна.
Эти взгляды советских ученых, изложенные нами столь подробно, пока что являются последним словом в учении о сне.
Без памяти не может происходить нормальная работа мозга. Недаром в греческой мифологии Мнемосина — богиня памяти — была матерью девяти муз: Евтерпы (лирической поэзии), Клио (истории), Талии (комедии), Мельпомены (трагедии), Терпсихоры (танцев), Эрато (любовной поэзии), Полигимнии (гимнов), Урании (астрономии), Каллиопы (эпоса). И действительно: может ли развиваться человечество, его наука и искусство без памяти?
Мнемосина неохотно открывает свои секреты. На каждом шагу мы сталкиваемся с новыми загадками.
Вот первый вопрос: запоминает ли человек все, с чем сталкивается в течение жизни или нет?
В условиях относительного функционального разобщения, используя поступившие во время бодрствования «метки времени», структуры осуществляют саморегуляцию. Но поскольку ни существование мозга в дезинтегрированном состоянии, ни регуляция функции каких-то отделов вне зависимости от уровня функционирования других отделов престо невозможны, определенное количество подвижных функциональных связей обязательно присутствует в медленноволновом сне, и особенно во время парадоксального сна за счет локальных очагов возбуждения.
Что это действительно происходит так, следует хотя бы из того, что электрические воздействия иа глубокие структуры мозга (создающие локальные очаги возбуждения) вызывают нарушения глубокого сна и увеличение парадоксальной стадии сна, в то время как у больных, получающих электрошоковую терапию (под влиянием которой все клетки мозга время от времени осуществляют «взрыв» активности и переходят временно в неактивное состояние), деятельность этой стадии уменьшается вдвое.
Таким образом, толчком для замыкания случайных связей во время парадоксального сна, по-видимому, служит повышение возбудимости какого-то отдела мозга. Такое возбуждение наступает в процессе активной саморегуляции периодически. Оно совершенно непредсказуемо относительно того, какая из структур оказывается возбужденной в определенный момент, но четко предсказуемо во временном аспекте, поскольку через некоторые промежутки времени должны возникать возбужденные пункты, как бы подталкивающие к замыканию случайных связей.
