Порок всех теорий, рассматривающих действие наркотика на клеточном уровне,— это то, что молчаливо допускается одинаковое действие наркотика на все нейроны. Удачно сказано: такая теория требует, чтобы мы остановили часовой механизм, отломав от каждого колесика его частицу. Между тем так рассматривать наркоз нельзя — достаточно сломать одно колесо, чтобы часы остановились.
Вот два факта, свидетельствующие в пользу подобного взгляда.
Еще до войны советский ученый П. В. Макаров доказал, что есть два типа наркоза. У низших животных наркоз развивается параллельно с появлением паранекротических (напомним, что это структурное выражение парабиоза) изменений в протоплазме. Это клеточный наркоз.
Но вот что поразительно: у более сложных организмов со сложившейся нервной системой наркоз наступает при концентрациях наркотика, в 2—6 раз меньших, чем те, которые вызывали наркоз у простейших. Это — наркоз нервного типа, обусловленный, вероятно, поражением синапсов.
П. В. Макаров не исключал возможности, что есть еще третий тип наркоза, связанный с тормозящим влиянием импульсов, исходящих из больших полушарий.
Лучше всего эти. задачи решаются применением газового наркоза (пары наркотика или газ и кислород поступают в трахею через особую трубку) и так называемых релаксанов (веществ, по своему действию напоминающих яд кураре: они парализуют мускулатуру). Тогда во время операции человек дышит с помощью аппарата искусственного дыхания.
В последнее время в крупных клиниках, особенно при операциях на сердце, применяют также общее или частичное охлаждение тела человека и его органов. Обменные процессы при этом тормозятся, и можно меньше бояться последствий кислородного голодания клеток, если остановить на некоторое время сердце.
Анестезиология по праву может гордиться своими успехами. Но ее бурное развитие в известной мере тормозится отсутствием разработанной теории наркоза.
Другие думали, что наркотик, накапливаясь на поверхности клеточных мембран, не дает возможности распространяться возбуждению. Третьи все дело сводили к торможению окислительных процессов. Известный американский ученый Л. Поллинг считает, что молекулы наркотика, вступая во взаимодействие с молекулами воды, имеющейся в мозгу, образовывают особые соединения в виде микрокристаллов. Энергия электрических колебаний мозга при этом падает: наступает потеря сознания.
Местное обезболивание — блестящее достижение науки, но, на наш взгляд, остается в силе положение, очень четко.
Сформулированное одним из выдающихся хирургов С. П. Федоровым: «Каждый из нас, попадая на операционный стол имёет полное право требовать ничего не видеть и ничего не знать о том, что над ним делают». Сознание того, что ты присутствуешь на собственной операции, иногда приводит л тяжелым расстройствам.
Если у низших животных всякая боль полезна как сигнал о вредности и мобилизатор адаптационных механизмов то у высших (и у человека в частности) сильная или длительная боль ведет к расстройству процессов регуляции и истощению приспособительных механизмов.
Если еще учитывать, что в результате векового применения обезболивающих веществ человечество в значительной степени потеряло свою устойчивость к боли, то проблема борьбы с ней приобретает особое значение.
Задачи анестезиолога, но словам советского ученого Н. М. Амосова,- состоят в том, чтобы выключить сознание, предотвратить истощение адаптационных (приспособительных) механизмов, обездвижить человека и добиться полного расслабления его мышц и, наконец, свести к минимуму вредное (токсическое) действие наркотика на -клетки и органы.
Но избавление от страданий пришло позже, когда в 40-х годах прошлого столетия были открыты обезболивающие свойства эфира и закиси азота («веселящего газа», как тогда говорили), а затем хлороформа.
Отечественная наука по праву гордится тем, что у истоков анестезиологии (области химической медицины, изучающей проблемы обезболивания и управления жизненно важными функциями организма во время, до и после операции) стоял выдающийся русский хирург Н. И. Пирогов. Он одним из первых понял, что наркоз (от греч.— оцепенение) должен «совершенно преобразовать хирургию» и создал новые методы его применения. Пироговым был впервые испробован способ введения паров наркотика прямо в трахею. Теперь, особенно в грудной хирургии, этот метод стал основным.
Много воды утекло с тех пор, как в американском городе Бостоне в 1867 г. был воздвигнут «Памятник эфиру». С того времени в науке об обезболивании произошло много изменений. В нашей стране родился внутривенный наркоз, русские ученые были в авангарде исследователей, разработавших метод местного обезболивания.
Это весьма спорная мысль. Хотя болевой сигнал порой и опаздывает, но, как правило, он предупреждает о неблагополучии в организме.
Люди давно задумывались над тем, чтобы .уничтожить боль тогда, когда она из сказочного золотого петушка, кричащего об опасности, превращается в Прометеева орла, жестоко терзающего тело.
Особенно это важно при хирургическом вмешательстве. Недаром Багратион сказал в 1812 г.: «Легче пробыть шесть часов в бою, чем шесть минут на перевязочном пункте». Возможно, полководец и погиб из-за страха перед операцией, ибо он отказался «с видимыми знаками душевного негодования и прискорбия» от ампутации после ранения под Бородино.
Почти шесть веков тому назад уже были известны различные приемы, снимающие или уменьшающие боль. В ход шло все: и вытяжка из мака, и большие количества вина, и сдавливание шеи до обморока.
Хирурги мечтали прежде всего о высоком классе оперирования: достижением было за минуту — полторы отсечь женщине грудь, пораженную раком. Главный хирург французской армии после Бородинского сражения на протяжении одной ночи сделал двести ампутаций!
Поскольку мы начали рассказ о борьбе при помощи электростимуляции с болью и различными патологическими явлениями, то естественно перейти к управлению центральными механизмами боли и ликвидации патологических процессов, зависящих прежде всего от «искривления» процессов в центральной нервной системе.
Боль… При этом слове всегда возникают неприятные воспоминания. Один вспомнит рану на фронте, другой — операционный стол хирурга, третий — болезнь.
Е Так что же такое боль — враг? Это было бы слишком поспешным заключением. А если бы мы всегда не чувствовали боли? Это было бы очень плохо — мы не знали бы, что коснулись пламени или тело пронзила пуля. Человек, лишенный болевого ощущения, скоро бы погиб.
Не все, правда, так думают. Французский нейрохирург Р. Лериш писал перед второй мировой войной: «Защитная реакция? Счастливое предупреждение? Но в действительности большинство болезней, и притом наиболее тяжелых, появляется у нас без предупреждения. Почти всегда болезнь — драма в двух актах, из которой первый протекает в мрачном безмолвии наших тканей; светильники погашены, мерцают лишь свечи. Когда же появляется боль, это почти всегда уже второй акт. Слишком поздно. Развязка приближается. И боль делает только более мучительным и более Печальным уже и так безнадежное состояние».
